Ну вот я и дома. Как долго я не могла этого сказать себе...Целую жизнь. С ума можно сойти. Я не была дома целую жизнь. Я не видела своего дома целую жизнь. Да как я вообще прожила столько времени вдали от Родины? Дом это все, что осталось от моей прошлой жизни... Вот эта пожелтевшая от времени промасленная записка с номером улицы и дома. Припять, Проспект Ленина, дом 5. И никаких воспоминаний. Полная пустота. Сколько раз я ее доставала из кармана, сумочки, бардачка, багажника, ящика, книги... постоянно теребила, пытаясь вспомнить хоть что-то. Ну хоть что-нибудь... И не получается. У меня даже нет фото матери. Я знаю только как выглядел отец, в те года. Черно-белое фото с паспорта. Эдуард Котлярский. Я даже его отчества не знаю. Не знаю имени родного деда. Только отца и матери. Но отец жив, я чувствую это. Чувствую каждый день, знаю, что ему очень плохо, что он нуждается в моей помощи. Я обязательно должна найти своего отца. Чего бы мне это не стоило. Ему так больно, что каждый день я ощущаю эту боль внутри себя. где-то очень прочно и глубоко саднит открытая рана. Это становится невыносимо именно тогда, когда я остаюсь наедине с собой дома в кромешней тьме и гробовой тишине. Тишина только усиливает эту боль. Сердце разрывается. Хочется рвать глотку в мольбе о помощи. Хоть от кого нибудь. или хотя бы знать, как можно приглушить эти мучения, прервать цепочку этих дегтярных мыслей. Но забывать отца не хочу. Он все, что у меня есть. Я знаю. Он жив. И вот я здесь. От Украины ничего не расстается... Распадается как когда то распался СССР. Печально это все видеть и слышать, ощущать скоротечность времени, понимать, что ничего уже не вернется. Ничего не исправить. Наверное, по этому люди до сих пор не придумали машину времени. потому что уже ничего не исправить, не вторгнуться в глубины прошлого, словно все так и должно было случиться... Попробуйте сказать это тем, кто ликвидировал последствия этой аварии. Эй, мужик, знаю ты долго мучился, но не отчаивайся, так должно было быть, ты должен быть заполучить эти муки. Нет! Никто не должен был пострадать.. Никто не должен был умереть. Ведь наша Припять... Поседевшие фотографии молча твердят, что она была такая молодая, такая цветущая, невинная. Точно ребенок, маленькая темноволосая девчушка с яркими салатовыми лентами в струящихся кудрях и голубым венком из пушистых васильков... Где теперь эта девчушка... Что с ней стало... Нет... Это не возможно. Отец, я иду к тебе...
цитата...
Ну вот я и дома. Как долго я не могла этого сказать себе...Целую жизнь. С ума можно сойти. Я не была дома целую жизнь. Я не видела своего дома целую жизнь. Да как я вообще прожила столько времени вдали от Родины? Дом это все, что осталось от моей прошлой жизни... Вот эта пожелтевшая от времени промасленная записка с номером улицы и дома. Припять, Проспект Ленина, дом 5. И никаких воспоминаний. Полная пустота. Сколько раз я ее доставала из кармана, сумочки, бардачка, багажника, ящика, книги... постоянно теребила, пытаясь вспомнить хоть что-то. Ну хоть что-нибудь... И не получается. У меня даже нет фото матери. Я знаю только как выглядел отец, в те года. Черно-белое фото с паспорта. Эдуард Котлярский. Я даже его отчества не знаю. Не знаю имени родного деда. Только отца и матери. Но отец жив, я чувствую это. Чувствую каждый день, знаю, что ему очень плохо, что он нуждается в моей помощи. Я обязательно должна найти своего отца. Чего бы мне это не стоило. Ему так больно, что каждый день я ощущаю эту боль внутри себя. где-то очень прочно и глубоко саднит открытая рана. Это становится невыносимо именно тогда, когда я остаюсь наедине с собой дома в кромешней тьме и гробовой тишине. Тишина только усиливает эту боль. Сердце разрывается. Хочется рвать глотку в мольбе о помощи. Хоть от кого нибудь. или хотя бы знать, как можно приглушить эти мучения, прервать цепочку этих дегтярных мыслей. Но забывать отца не хочу. Он все, что у меня есть. Я знаю. Он жив. И вот я здесь. От Украины ничего не расстается... Распадается как когда то распался СССР. Печально это все видеть и слышать, ощущать скоротечность времени, понимать, что ничего уже не вернется. Ничего не исправить. Наверное, по этому люди до сих пор не придумали машину времени. потому что уже ничего не исправить, не вторгнуться в глубины прошлого, словно все так и должно было случиться... Попробуйте сказать это тем, кто ликвидировал последствия этой аварии. Эй, мужик, знаю ты долго мучился, но не отчаивайся, так должно было быть, ты должен быть заполучить эти муки. Нет! Никто не должен был пострадать.. Никто не должен был умереть. Ведь наша Припять... Поседевшие фотографии молча твердят, что она была такая молодая, такая цветущая, невинная. Точно ребенок, маленькая темноволосая девчушка с яркими салатовыми лентами в струящихся кудрях и голубым венком из пушистых васильков... Где теперь эта девчушка... Что с ней стало... Нет... Это не возможно. Отец, я иду к тебе...
выделить код...
Ну вот я и дома. Как долго я не могла этого сказать себе...Целую жизнь. С ума можно сойти. Я не была дома целую жизнь. Я не видела своего дома целую жизнь. Да как я вообще прожила столько времени вдали от Родины? Дом это все, что осталось от моей прошлой жизни... Вот эта пожелтевшая от времени промасленная записка с номером улицы и дома. Припять, Проспект Ленина, дом 5. И никаких воспоминаний. Полная пустота. Сколько раз я ее доставала из кармана, сумочки, бардачка, багажника, ящика, книги... постоянно теребила, пытаясь вспомнить хоть что-то. Ну хоть что-нибудь... И не получается. У меня даже нет фото матери. Я знаю только как выглядел отец, в те года. Черно-белое фото с паспорта. Эдуард Котлярский. Я даже его отчества не знаю. Не знаю имени родного деда. Только отца и матери. Но отец жив, я чувствую это. Чувствую каждый день, знаю, что ему очень плохо, что он нуждается в моей помощи. Я обязательно должна найти своего отца. Чего бы мне это не стоило. Ему так больно, что каждый день я ощущаю эту боль внутри себя. где-то очень прочно и глубоко саднит открытая рана. Это становится невыносимо именно тогда, когда я остаюсь наедине с собой дома в кромешней тьме и гробовой тишине. Тишина только усиливает эту боль. Сердце разрывается. Хочется рвать глотку в мольбе о помощи. Хоть от кого нибудь. или хотя бы знать, как можно приглушить эти мучения, прервать цепочку этих дегтярных мыслей. Но забывать отца не хочу. Он все, что у меня есть. Я знаю. Он жив. И вот я здесь. От Украины ничего не расстается... Распадается как когда то распался СССР. Печально это все видеть и слышать, ощущать скоротечность времени, понимать, что ничего уже не вернется. Ничего не исправить. Наверное, по этому люди до сих пор не придумали машину времени. потому что уже ничего не исправить, не вторгнуться в глубины прошлого, словно все так и должно было случиться... Попробуйте сказать это тем, кто ликвидировал последствия этой аварии. Эй, мужик, знаю ты долго мучился, но не отчаивайся, так должно было быть, ты должен быть заполучить эти муки. Нет! Никто не должен был пострадать.. Никто не должен был умереть. Ведь наша Припять... Поседевшие фотографии молча твердят, что она была такая молодая, такая цветущая, невинная. Точно ребенок, маленькая темноволосая девчушка с яркими салатовыми лентами в струящихся кудрях и голубым венком из пушистых васильков... Где теперь эта девчушка... Что с ней стало... Нет... Это не возможно. Отец, я иду к тебе...
скрытно...
Ну вот я и дома. Как долго я не могла этого сказать себе...Целую жизнь. С ума можно сойти. Я не была дома целую жизнь. Я не видела своего дома целую жизнь. Да как я вообще прожила столько времени вдали от Родины? Дом это все, что осталось от моей прошлой жизни... Вот эта пожелтевшая от времени промасленная записка с номером улицы и дома. Припять, Проспект Ленина, дом 5. И никаких воспоминаний. Полная пустота. Сколько раз я ее доставала из кармана, сумочки, бардачка, багажника, ящика, книги... постоянно теребила, пытаясь вспомнить хоть что-то. Ну хоть что-нибудь... И не получается. У меня даже нет фото матери. Я знаю только как выглядел отец, в те года. Черно-белое фото с паспорта. Эдуард Котлярский. Я даже его отчества не знаю. Не знаю имени родного деда. Только отца и матери. Но отец жив, я чувствую это. Чувствую каждый день, знаю, что ему очень плохо, что он нуждается в моей помощи. Я обязательно должна найти своего отца. Чего бы мне это не стоило. Ему так больно, что каждый день я ощущаю эту боль внутри себя. где-то очень прочно и глубоко саднит открытая рана. Это становится невыносимо именно тогда, когда я остаюсь наедине с собой дома в кромешней тьме и гробовой тишине. Тишина только усиливает эту боль. Сердце разрывается. Хочется рвать глотку в мольбе о помощи. Хоть от кого нибудь. или хотя бы знать, как можно приглушить эти мучения, прервать цепочку этих дегтярных мыслей. Но забывать отца не хочу. Он все, что у меня есть. Я знаю. Он жив. И вот я здесь. От Украины ничего не расстается... Распадается как когда то распался СССР. Печально это все видеть и слышать, ощущать скоротечность времени, понимать, что ничего уже не вернется. Ничего не исправить. Наверное, по этому люди до сих пор не придумали машину времени. потому что уже ничего не исправить, не вторгнуться в глубины прошлого, словно все так и должно было случиться... Попробуйте сказать это тем, кто ликвидировал последствия этой аварии. Эй, мужик, знаю ты долго мучился, но не отчаивайся, так должно было быть, ты должен быть заполучить эти муки. Нет! Никто не должен был пострадать.. Никто не должен был умереть. Ведь наша Припять... Поседевшие фотографии молча твердят, что она была такая молодая, такая цветущая, невинная. Точно ребенок, маленькая темноволосая девчушка с яркими салатовыми лентами в струящихся кудрях и голубым венком из пушистых васильков... Где теперь эта девчушка... Что с ней стало... Нет... Это не возможно. Отец, я иду к тебе...
